Интервью

— Я могу спросить в ответ: а что мешает стране в целом развиваться быстрее? Дорогой и недоступный кредит, высокая инфляция, валютные и сырьевые издержки. Все это вы знаете не хуже меня. Отрасль — часть страны, компания — часть отрасли, и мы тоже берем на себя все существующие риски. Но мы не стоим на месте. Да, пока даем меньшие объемы индейки, чем могли бы. Скажем, в 2015 году произвели около 48 тыс. т в живом весе. В следующем году выйдем на те объемы, которые вы упомянули, и даже немного большие — до 80 тыс. т. А с 2017-го сделаем рывок — начнем выпускать в три раза больше, чем в 2015-м.

— Я тоже помню ту встречу (улыбается). Мы сидели в московском ресторане, пили чай, и вы смеялись, когда я говорил, что буду производить индейку в «куриной» стране, где ее почти никто тогда не знал и не ел. А недавно сами рассказали мне, как каждую неделю покупаете индейку и выбираете в супермаркете из двух-трех производителей. Сегодня вы тоже демонстрируете скепсис, спрашиваете, почему медленно развиваемся, но дело-то не в объемах. Мы и другие крупные игроки их дадим рано или поздно. Суть в другом: меньше чем за 10 лет мы создали рынок, которого не было, и в него поверили все — государство, банки, вот и вы как потребитель поверили. И ученые поверили! Когда мы начинали и просили кредита, крупнейший авторитетный отраслевой институт дал банку заключение, из которого следовало: не вздумайте финансировать, это бесперспективный проект, инвестор ничего не понимает в сельском хозяйстве. И что? Теперь это наш партнер, утверждает противоположное… Что индейка востребована и прочее.

— Да. Мы дадим 150 тыс. т птицы. В начале декабря 2015 года компания начала технологическую отладку нового мясоперерабатывающего комплекса «Евродон-Юг», который стал завершающим звеном в нашей производственной цепочке. Тогда же пошел первый забой птицы. Завод полностью построен и будет поэтапно наращивать мощности — с нынешних объемов до 150 тыс. т живого веса в год. Параллельно будет идти увеличение поголовья и забоев индейки. Птичники для этого проекта на 70% построены. То есть цикл теперь замкнут, что и даст нам динамичный рост, о котором вы спрашиваете. Еще раз подтверждаю, что 150 тыс. т надеемся делать через год.

— С удовольствием! Приглашаю всех желающих к себе в гости и в 2017 году, и сейчас. Уже теперь можно увидеть, что мощности стоят, существуют, построены, работают. Да вы и сами все видели, когда были у нас в сентябре.

— Действительно, это большая нагрузка на бизнес, причем кредитная. Инфраструктура — 15−20% общей стоимости проекта. А область нам при нынешнем губернаторе как раз помогает. В этом году 1,5 млрд руб. обещали выделить на инфраструктуру, ранее тоже были перечисления. Такие затраты мы вместе обосновываем на федеральном уровне — в Минсельхозе, банке ВЭБ и т. д. Говорим о продовольственной безопасности, об импортозамещении, о том, что создаем рабочие места. В кризис, когда другие сокращаются, мы, наоборот, набираем 3 тыс. человек. А всего предполагается 10 тыс. рабочих мест, когда будем производить 150 тыс. т.

— 6 тыс. постоянных сотрудников. То есть возьмем на работу еще 4 тыс. Замечу, это не просто штатные единицы, а высокопроизводительные рабочие места, на создании которых настаивают правительство и федеральные министерства. Мы запустили новейшее в Европе предприятие по индейке, оно полностью автоматизировано. Поэтому считаем, что это вклад не только в рост производства мяса, но и в модернизацию экономики страны.

 

— Если произведем около 28 тыс. т в убойном весе, то я буду считать год успешным. В 2014 году у нас было 20 тыс. т мяса пекинской утки, в 2015-м — на уровне 24 тыс. т.

— Вы еще назовите Сибирь (смеется). А если серьезно, то мы готовы развиваться в любых новых регионах. Все просто — были бы деньги, в первую очередь — господдержка на инфраструктуру, и кадры. У нас есть готовая бизнес-модель, технологии, опыт, управляющая команда, бизнес-план. На примере Ростовской области мы уже показали, что мы можем. Будут конкретные предложения и ресурсы под них — будем планировать развитие на новых территориях.

— Сумасшедшие цифры. Если все реализуется, то это будет катастрофа для отрасли. Я читал ваш обзор и так вам скажу: из тех сорока, кто объявляет о планах по индейке, жизнеспособных — не больше десяти.

— Кто вам такое сказал? Я никогда не говорил, что мы не заинтересованы в развитии фермерства и в аутсорсинге, как это делается во всем мире. Но только объясните мне, кто у нас в России построит два-три птичника, при этом сможет взять кредит, вернуть его, остаться в прибыли и окупиться? А главное, кто даст качественный и безопасный в ветеринарном отношении продукт, кто гарантирует выращивание птицы по нашим стандартам? Я бы с удовольствием отдал фермерам выращивать птицу. У нас есть комбикорм. У нас вся вертикально интегрированная цепочка производства продукта. Но где они, эти фермеры? Вопрос только в этом — в людях плюс компетенциях, которых никто, кроме лидеров, не имеет.

— Сильнейшая биобезопасность производств (фактически это должны быть предприятия закрытого типа) и точность по всем показателям птицы, включая вес, выход мяса, число дней откорма и прочее.

— Мы понимаем, что можем обезопасить себя, свой бизнес и свой рынок только сами. Что в наших силах, а что — еще нет? Инкубационное яйцо мы уже производим. Сейчас у нас на рынке задел без западной генетики, по моей оценке, только на два года. И я убежден, что в ближайшие лет 30 мы не сделаем то, что сделали Канада, США и Израиль. «Евродон» работает с Aviagen, с Hybrid тоже дружим. Я тесно общаюсь со всеми поставщиками генетических линий и вижу, как глубоко они в теме. Люди 50 лет занимаются наукой! Поэтому они не просто этим занимаются, а лидируют в мире. Они и дальше будут с удовольствием сотрудничать с российскими птицеводами, но доступа к чистым линиям — если ваш вопрос об этом — никто никому и никогда не даст. Продается только продукт — так же как Microsoft продает софт, но не доступ к технологиям.

Мы очень продвинулись в этой теме, но видим, как все непросто. Прежде всего, почти нет научных кадров, и бизнесу приходится растить их самому. Мы, например, открыли и финансируем в Донском государственном аграрном университете (ДонГАУ) факультет птицеводства. Сейчас оборудуем класс по утке и индейке. О нас уже шутят, что скоро «Евродон» сможет продавать рынку специалистов, как футбольные клубы продают легионеров.

— Шаг за шагом развивать свою науку. Простите за общие слова, но это государственная задача, причем не только в индейке. В свинине, говядине, бройлере, молочном производстве — если мы этого не сделаем, то не будем самостоятельны, не сможем претендовать на лидерство и технологический суверенитет. Еще раз повторю, нам не отдадут породу — ее можем создать только мы сами. Если не сделаем — пропадем. Почему я сейчас беру породу индейки у англичан, а не ставропольскую белую широкогрудую? Потому что она должна соответствовать требованиям современного промышленного производства. Дайте нам такую породу — и будет другой разговор, не будет зависимости страны и бизнеса от тех рисков, о которых мы говорим.

— Никогда не говори «никогда», конечно. Но я прошел такой сложный путь, что никогда не продам этот проект. Мне четыре года никто не верил, пока я не получил первый кредит. А теперь могу свои обещания и планы обосновывать намного убедительнее и глубже. Я хочу создать сильную российскую компанию и надеюсь, что этот проект — на многие годы. У меня три сына. Старший окончил с отличием Южный федеральный университет по специальности «мировая экономика». Тема его дипломной работы — экспорт продукции «Евродона» на рынки арабских стран. Сейчас он работает в торговом доме компании — правда, пока занимается не индейкой, а уткой.

— Нет — его осознанный выбор. Нельзя детей заставлять делать то или другое, тем более когда речь идет о выборе жизненного пути. Но можно помочь им с этим выбором, а дальше их решение — принимать помощь или нет.

— Пока нет. Объясню, почему. 45 тыс. т в живом весе, которые мы производим, — это мизер для еще почти пустого рынка огромной страны. Нам не хватает мяса даже для себя, то есть собственной глубокой переработки, не говоря уже о запросах сетевого ритейла. А ведь есть еще сегмент b2b — переработчики мяса, которым было бы интересно использовать индейку в составе своих продуктов. Здесь интересный рынок, интересная цена, поэтому о каком масштабном экспорте можно говорить? Мы должны сначала накормить свою страну, а потом уже зарубежье.

Единственный активно растущий рынок индейки — российский. Поднимите статистику американского Минсельхоза, и вы увидите, что США уже 10−15 лет производят индейки на уровне 2,6 млн т. Они вообще не растут! Они у меня спрашивают — а как нам раскачать рынок? Мне, конечно, приятно, но ответить нечего. В США нет возможностей для «раскачки», так как там по сравнению с нами сумасшедшая конкуренция на рынке животного белка: говядина, бройлер, та же индейка. А мы можем расти еще не один десяток лет. Но тестовые поставки на внешние рынки будем пробовать делать — скорее всего, уже в следующем году.

— Задам встречный вопрос: а будут ли дешеветь кредиты, снизится ли до нуля инфляция? Тогда будут опускаться и цены. И потом, никогда не сравнивайте индейку с курицей. Это разные технологии, разная себестоимость, разное мясо и его качество. Американцы, к примеру, вообще не считают индейку птицей.

— Я реалист, поэтому не жду нулевых процентов и прочих подарков. На вашей конференции ["Агрохолдинги России" в декабре 2015 года — «Агроинвестор"] Минсельхоз озвучил уровень в 5−7% годовых с учетом всех мер поддержки, включая проектное финансирование. Для нас он в целом нормальный, мы его выдерживаем. Вообще, проектное финансирование — очень правильная идея. Когда мы построим свои мощности родительского стада, нам вернут 20% их стоимости, хотя два года назад такой меры не было.

А вообще, что мы проценты считаем? Нужно стратегическое решение на перспективу. На месте государства я бы так сделал с поддержкой. Я бы собрал не больше чем десять производителей всех видов мяса, минимум на 10 лет дал им все, что попросят, и в приоритетном порядке поддерживал бы только их. При условии, что они подпишутся под обязательством к такому-то году выдать оговоренные объемы продукта. И строго предупредил бы: не будет продукта — не обижайтесь, ссылки на санкции, рост затрат и прочее тоже не принимаются. Если бы это было сделано в 2006 году — у нас уже все бы было в России свое!

— Мы думаем, как занять больше места на полке. Наша единственная цель — расширить ассортиментную группу. Поэтому и уткой занялись с 2014 года. По этой же причине думаем заняться гусеводством. Но пока только прорабатываем этот вопрос. И будем ли заниматься, еще не могу точно сказать.

— Вот снова вы про бройлера! Повторюсь, он и индейка — разные продукты. Бройлер — не вариант. Зачем нам идти в продукт, которым рынок уже насыщен и где раньше нас выросли крупные сильные игроки? Бройлер, конечно, тоже птица, но для нас этот бизнес был бы непрофильным и нелогичным.

— Не готов озвучивать цифры до подведения итогов года. Могу сказать только, что намного уменьшится прибыль, а оборот будет чуть больше 5 млрд руб. Главная причина замедления — рост затрат на зерно, цена на которое в истекшем году сильно выросла и которое (через комбикорм) занимает 70% в структуре себестоимости мяса.