Интервью

— В США вышел официальный доклад о ГМО, основанный на 20-летних наблюдениях. Из него следует, что продукты из ГМ-культур безвредны для здоровья людей. Виктор Александрович, о чём говорят Ваши данные?

— Признаюсь, первым, кто у нас в стране сказал «нет» продуктам с ГМО, был я. В 1995 году мне принесли на подпись заключение о поставках соевого концентрата, но я его не подписал. Потому что тогда у нас не было своей системы оценки безопасности, а верить кому-то на слово в таком серьезном деле я не считал возможным. Вскоре в стране ввели официальное требование: поставщик обязан указывать в сопроводительных документах и на этикетках наличие в продукте ГМО, а мы в институте стали разрабатывать систему оценки безопасности.

Могу сказать, что на сегодняшний день мировой официальной науке не известен ни один доказанный факт отрицательного воздействия ГМО. Да это и теоретически нереально: мы ежедневно жуем столько чужих ДНК, но при этом не становимся ни свиньями, ни коровами, ни курами. Съели, переварили, все разложилось на нуклеотиды, организм использовал их в своих интересах… Конечно, я упрощаю. Ученые знают, что проблемы возможны, но для этого и существует система оценки безопасности. Она постоянно совершенствуется, усложняется. Например, мы в Федеральном исследовательском центре питания и биотехнологии (бывшем Институте питания) проводим исследования на трех поколениях животных. В том числе применяем и ряд нагрузочных проб, усиливающих давление на адаптационные системы, когда живой организм ставится в заведомо неблагоприятные условия. Исследования продолжаются примерно год и два месяца. Результаты дают уверенность в безопасности изученных продуктов.

ГМО как ругательство

— Сколько ГМ-продуктов прошли все необходимые исследования и разрешены к использованию в России?

— Не очень много. У нас, пожалуй, одна из самых строгих систем оценки безопасности, производители её побаиваются. Мы разрешили к использованию в питании для всех категорий населения, за исключением младенцев, 22 ГМ-продукта. Это пока импортируемые продукты. В России генно-модифицированные культуры не выращивают. Официального запрета нет, но нет и разрешения. Поэтому исследования ведутся, но посевов ГМ-культур нет. И в производстве пищевых продуктов ГМО практически не используется. Почему? Да потому, что пресса и противники-энтузиасты запугали людей: ГМО у нас звучит почти как ругательство. И производители не могут это не учитывать.

— В чем это проявляется?

— Вот вам конкретный пример. Еще совсем недавно в колбасные изделия добавляли сою, белковые изоляты - без них колбасу не сделаешь, так как именно они связывают воду, фарш и прочие компоненты. Раньше для этого использовали крахмал и фосфаты, но соевый белок оказался во всех отношениях лучше. Он выгоден производителям, он делает изделие вкуснее, а – главное! – он гораздо полезнее по медицинским показателям, так как по составу приближается к животному белку. Ведь зачем мы едим мясо? Чтобы получить качественный белок. Но в прессе поднялся галдёж о трансгенной сое, народ запугали, да и производители струсили. Сейчас указывают на этикетках: «Без сои».

— А что теперь вместо неё используют?

— Этого не пишут, но я вам скажу - измельченную шкуру крупного рогатого скота и свиней. Вроде бы это тоже белковый наполнитель, коллаген. Беда в том, что в организме человека он не переваривается, не усваивается. Как вошел, так и вышел. Этой шкурки в изделии содержится примерно 20%. И жир она связывает великолепно. Производитель доволен: из 100 кг мяса получает 200 кг вполне съедобной колбасы, но пищевая ценность такого продукта снижена. И потребитель из низкодоходных слоев населения, питающийся преимущественно недорогой колбасой и сосисками, лишается 20% столь необходимого ему белка. У него этот белок, попросту говоря, отняли.

Трансгены – за здоровое питание

— А почему обязательно нужно использовать генно-модицифированную сою, а не обычную, натуральную?

— Дело в том, что из-за своего образа жизни мы вошли в конфронтацию с природой. За последние 200 лет пищевая плотность продуктов, содержание в них необходимых нашему организму веществ, практически не изменилась. Зато потребность в пище как источнике энергии снизилась в несколько раз. Сегодня суточная норма для женщин составляет 1700-1800 ккал, для мужчин – 2000-2300 ккал. Но даже при таком питании физически малоактивный человек неизбежно начинает полнеть. На нас надвигается эпидемия ожирения: 55% россиян в возрасте старше 30 лет уже имеют избыточную массу тела или ожирение. А это влечёт за собой целый букет заболеваний: нарушение липидного обмена, ишемию сердечной мышцы, инфаркты, инсульты, атеросклероз, сахарный диабет… Все они требуют архидорогой медицинской помощи, что ложится тяжким бременем на государственный бюджет.

Остановить этот процесс тяжело. И не только потому, что люди привыкли много и вкусно есть, зачастую вопреки всем правилам здорового питания. Даже тот, кто следит за своим весом, не гарантирован от заболеваний, так как не получает с продуктами нужное количество витаминов, минералов и прочих необходимых организму веществ. А их нам нужно, как минимум, 150-170 соединений в сутки! Но мы бы их не получили, даже если бы питались исключительно свежими продуктами. А ведь мы возим их за тридевять земель, храним их долго и в скверных условиях, технологически их перерабатываем, например, превращаем зерно в белую муку высшего сорта, выбрасывая в отходы всё, что было в этом зерне полезного. Дома мы варим борщ на несколько дней и подогреваем его два-три раза. Какие уж тут витамины! Один жир остается в целости и сохранности.

Сейчас дефицитом витаминов и биологически активных веществ страдает половина населения России. Таким образом, мы сами лишаем себя защиты от вредных факторов окружающей среды. Внутренняя защита заложена в нас самой природой, но она нуждается в постоянной поддержке. Вот и получается у нас – куда ни кинь, везде клин.

— Каким образом нам могут в этом помочь технологии ГМО?

— Вообще-то человечество, само того не зная, работает с генами с незапамятных времен. Время от времени в природе происходит самопроизвольная мутация тех же растений: один ген выпадает или, наоборот, появляется новый, растение немного изменяется. Человек это заметил - он собирал семена наиболее интересного для себя растения, сеял их, и лет через 20 появлялся новый, более урожайный сорт. Это и есть селекция. Например, в дикой кукурузе было всего десяток зерен в початке, в отличие от современных сортов.

Постепенно ученые разобрались, что такое наследственность, от чего она зависит, что такое ген, где он расположен, к каким воздействиям чувствителен…Обнаружили и мощные мутагены – химические или радиационные воздействия, вызывающие мутации. Стали пробовать. Например, обработают зерно мощным излучением, посеют на опытной делянке и ждут, что вырастет. И если одно из них вдруг окажется явно сильнее и лучше других, то с ним работают дальше. Но все мутации, во-первых, были случайны, а во-вторых, с этим растением требовалась длительная работа.

— И ученые захотели ускорить процесс?

— Да, помочь природе, пользуясь ее же методами! К 2000-му году они расшифровали геном человека, животного и целого ряда растений, узнали, какой ген за какие свойства отвечает. И начали внедрять в геном растения конкретный ген, который отвечает за синтез белка с определенными, нужными нам свойствами. Например, такими как морозоустойчивость, или устойчивость к засухе, или невосприимчивость к гербицидам. Например, гербицид уничтожает сорняки, но культурное растение от него тоже страдает, несмотря на все ухищрения агротехники. Чтобы такого не происходило, генные инженеры создали устойчивые к гербицидам сорта: сорняки гибнут, а культурные растения развиваются в полную силу. Это пример ГМО первого поколения. Урожайность увеличилась в полтора-два раза, уменьшилось количество вывозимых на поля пестицидов, меньше ядов стало уходить в воду. Да и сохранность урожая повысилась. Произошло увеличение продовольственных ресурсов. Полезно? Конечно!

— А содержание витаминов и других питательных веществ в продуктах увеличилось?

— Сейчас наука помогает создавать продукты с измененным жирнокислотным составом, с повышенного количеством белка и большим содержанием витаминов. Это уже ГМО второго поколения. Пример – золотой рис. Он создан специально с повышенным содержанием каротина, чем отличается от обычного риса, который вовсе не содержит витамина А. У азиатов, питающихся рисом, массово наблюдались проблемы со зрением. Теперь эта проблема практически решена.

Как видите, ничего искусственного. Технологию люди подглядели у природы и использовали в своих нуждах. Теперь уже мы точно знаем, какой именно ген куда вставлять, и какой именно ожидается результат.

— Но ведь в любой новой технологии существует риск, что результат будет не таким удачным, как планировалось?

— Главная заповедь медика: «Не навреди!». Этим же принципом руководствуются в генной инженерии. Согласно строгой статистике, результат получается один на 10 000 опытов. Представьте, что вы и есть генный инженер, которого осенила плодотворная идея. Чтобы воплотить её в жизнь, вам придется сделать примерно десять тысяч попыток. Уходит на всё это в среднем семь лет. И только один результат после тщательнейших исследований будет признан удачным. Он пойдет в дальнейшую разработку, будут проведены всесторонние исследования безопасности как самого белка, отвечающего за проявление заданного признака, так и целого продукта. Исследования нового ГМО включают оценку его токсических, канцерогенных и мутагенных свойств, и всё это на протяжении жизни нескольких поколений животных. Убедившись, что изучаемый ГМО безупречен, его разрешают использовать для питания человека.

В США, а это несомненный лидер в области генетики, прошедшие все этапы регистрации ГМО разрешены для использования без ограничений и даже без специальной маркировки. В Европе, в Китае, Японии, Бразилии берут американский продукт и проводят комплекс исследований по сложной схеме, согласованной в ВОЗ и ФАО, плюс используют свои методики. Исследования, как правило, дают хороший результат, и продукт поступает на местные рынки. Ученые всех стран ведут мониторинг результатов широкого использования нового продукта. Дальше страны-производители стучатся в дверь российского рынка…

Третий раз на грабли

— А у нас Госдума планирует в эту сессию рассмотреть во втором чтении законопроект о запрете на выращивание и разведение в России генетически модифицированных растений и животных. Каковы могут быть последствия такого запрета?

— Мы можем отстать навсегда. Производить свои ГМО мы пока не готовы. Хотя в советское время у нас были серьезные наработки. Дело в том, что в 60-е годы в СССР проводились серьезные исследования в сфере микробиологического синтеза, работали почти 70 институтов. У нас была самая развитая в мире микробиологическая промышленность, к началу 90-х она производила полтора миллиона тонн кормового белка, все необходимые здравоохранению и животноводству витамины и аминокислоты, целый ряд важных пищевых ингредиентов. К сожалению, в девяностые годы ХХ века на двух заводах из одиннадцати случились выбросы в атмосферу сухого белка. В известной степени пострадало население близлежащих районов: у кого-то аллергия, у кого-то астма… Начали было выяснять причины, но тут случились выборы в Госдуму. Борцам за «интересы народа» разбираться было некогда, да и компетенции не хватало. Важно было проявить себя, запомниться избирателям. Словом, заводы закрыли. Корма стали закупать. И сегодня в России не синтезируют ни одного грамма витамина. Все завозное. Какое уж там импортозамещение…Так мы второй раз наступили на те же грабли.

— А когда первый раз наступили?

— Первый раз это сделали в 1948 году на знаменитой сессии ВАСХНИЛ, когда объявили генетику лженаукой. И по сей день мы не можем догнать передовые страны. В 90-е порушили биотехнологическую промышленность. А теперь наступаем на грабли в третий раз, уже с ГМО.

Конечно, мы продолжаем совершенствовать систему оценки безопасности. В ряде институтов сельскохозяйственного профиля и некоторых университетах скромно ведутся научно-исследовательские работы по генно-инженерным технологиям. Но сами производить ГМО мы пока не готовы. Поэтому в США вовсю едят продукты с ГМО, в Европе и Японии охотно кушают, а мы все исследуем и исследуем…

Но технологиями владеть необходимо, я на этом настаиваю! Когда мы, наконец, поймем, что будущее за ГМО, что это безопасно и для нас, и для грядущих поколений, нам придется срочно разворачивать производство.

Честно скажу, смотреть мне на это больно еще и потому, что имеется личный печальный опыт. Когда-то я, можно сказать, проиграл битву за нашу биотехнологическую промышленность. И сейчас вижу, во что это нам обходится, вижу, чего добились за эти годы за рубежом.




ГМО и бабушкина морковка

— В Китае минсельхоз проводит кампанию о пользе ГМО, а наш министр сельского хозяйства Александр Ткачев обещает президенту, что в отечественных продуктах не будет ГМО. Чем вызван такой негатив к ним?

— Почему в наших эшелонах власти нет понимания, что развитие ГМО неизбежно, я не знаю. Да, технологии эти сложнейшие. Но любая новая технология требует, чтобы население готовили к ее восприятию. Мы вовремя не объяснили людям, что такое ГМО на самом деле. И тут же нашлись любители попугать народ, «заклеймить» в очередной раз то, что не слишком понятно. Подняли «знамя борьбы за здоровье народа» - и вперед. Беспроигрышный вариант для тех, кто сам ничего не создал в науке, или для тех, кто финансово заинтересован. Как грибы возникают какие-то общественные организации против ГМО. Не спрашиваю, зарегистрированы они как иностранные агенты или нет, но живут неплохо. Кто-то их, безусловно, подпитывает. А ученый, работающий над проблемой годами, вынужден доказывать, что он не верблюд.

— Но ведь и в Европе к трансгенам относятся неоднозначно?

— Да, запрет существует в четырех странах Европы: в Австрии, Венгрии, Франции и Германии. Во Франции активно выращивали ГМ-кукурузу – до того, как президентом стал Саркози. При нем все сразу прикрыли. В Германии об этом позаботились «зеленые», войдя в Бундестаг.

Лет 15 тому назад я был в Брюсселе, где, кроме прочего, встречался с давним коллегой. Он к тому времени стал профессором и чиновником, отвечающим за пищевую безопасность в Европе. И я его спросил: «Скажи честно, ты считаешь ГМО опасным продуктом?». На что он прямо ответил: «Нет. Это чисто экономический аспект. У нас высокая урожайность – до 80 центнеров с гектара. И нам не нужны американцы с их технологиями».

По правилам ВТО продукт можно не пускать на рынок лишь в том случае, если он представляет опасность для потребителя. Вот они и придумали отговорку: в третьем поколении изменений не наблюдается, а вдруг в седьмом проявятся! И в результате поставили частичный барьер американской экспансии на европейский рынок. Но это их проблемы.

—По Вашему мнению, ГМО надо разрешить?

—Я убежден, что в науке ничего нельзя запрещать. Она все равно будет развиваться. И всегда лучше быть впереди, чем догонять. Потому что догнать в современной науке не просто трудно, а практически невозможно.

И не надо ничего друг другу противопоставлять. Вот сейчас широко пропагандируют органическую пищу, то, что выращено якобы естественным путем. И что, откажемся теперь от пищевой промышленности? Давайте привлечем к делу экономистов, пусть посчитают, во что это обойдется - переход на органическую пищу стране и каждому в отдельности. И выясним мнение медиков на это счет. Предположим, у вас в семье младенцу требуется прикорм. Что лучше – натереть ему купленную у незнакомой бабушки на рынке морковку или купить в магазине баночку готового детского питания под названием «морковное пюре»?

Самое печальное, что многие предпочтут бабушкину морковку. А то, что эта морковка выросла рядом со МКАДом или неподалеку от городской свалки, – это им в голову приходит? В то время как индустрия детского питания во всем мире – святая святых. Каждый шаг под строжайшим надзором. Овощи выращиваются на специальных плантациях, сроки доставки с поля на переработку соблюдаются безоговорочно… Нет, закатано в баночку на заводе, а не своими руками, - и мы уже не доверяем… Такова наша психология. Людей надо просвещать, образовывать. Тогда и массовый спрос на пищевые продукты будет правильно ориентировать производителей. И им останется одно: снабжать нас качественным товаром.