Интервью

Замминистра сельского хозяйства РФ Сергей Левин в интервью Business FM сказал, что в России экспорт зерна может превысить экспорт нефти.

Правительство навсегда отказалось от экспортной пошлины на пшеницу, заявил вице-премьер Аркадий Дворкович, выступая на всемирном зерновом форуме в Сочи. За 2015-2016 сельскохозяйственные годы Россия экспортировала почти 34 млн тонн зерна. План по поставкам за рубеж на этот год — 40 млн тонн, из которых 30 млн тонн — это пшеница.

Данный показатель больше, чем экспортируют все страны Евросоюза вместе взятые. Business FM обсудила долгосрочные планы Минсельхоза с заместителем министра сельского хозяйства России Сергеем Левиным.

Зерно — наша вторая нефть, как выразился на форуме министр сельского хозяйства Александр Ткачев. У нас урожай рекордный, а цены на рекордно низких уровнях. И, если уж продолжать аналогию с нефтью, то на нефтяном рынке есть механизмы, которые позволяют, например, ограничить или заморозить добычу и тем самым повлиять на цены на нефть. А есть ли что-то подобное на зерновом рынке и стоит ли такие механизмы применять, если они существуют?

Сергей Левин: Во-первых, я могу даже уточнить слова министра. Он сказал, что зерно — это не просто нефть, это лучше, чем нефть. И для этого есть безусловные основания, потому что зерно — это ежегодно возобновляемый ресурс. И мы можем при помощи экспорта зерна достичь не меньших, а больших показателей, чем по экспорту нефти, поэтому в этом смысле зерно — это неоценимый и, по сути дела, ни с чем несравнимый ресурс. Когда мы начинали создавать объединенную зерновую компанию, я пытался переформулировать известную латинскую поговорку in vino veritas в in grano veritas. Это полностью соответствует тому значению, которое придается зерну и в современном мире, и придавалось ему всегда. Если говорить о регулировании рынка, то, что у нас рекордный урожай — это достижение, и цены, которые есть на внутреннем рынке, — это отражение мировых цен. Рынок коммодитиз и рынок зерна, в том числе — это абсолютно развитый и свободный рынок во всем мире. Как при этом обеспечить справедливую доходность для производителя зерна в такие периоды, когда цена на минимуме? Во-первых, цена сейчас вполне комфортная. Надо сравнивать цену не с той, которая была в максимальные пики, а с тем, как она соотносится с себестоимостью производства этого зерна для фермера. Сегодня — и это консенсусное мнение всех участников рынка — цена достаточно комфортная для большинства производителей зерна. Поэтому для того, чтобы бить тревогу или принимать экстраординарные меры, нет никаких оснований. Это первое. А второе — у нас все-таки есть довольно приличные инструментарии для регулирования ситуации на зерновом рынке. В первую очередь, это известные всем зерновые интервенции. В данном случае, мы говорим о закупочных. В текущем году нам не потребовалось использовать этот механизм на всю силу, потому что рынок сам собой отрегулировался. И у нас есть достаточно сбалансированный состав спроса и предложения на зерно, который позволяет обеспечить достаточный объем продаж в том числе и на экспорт, и вполне приличную рентабельность для производителя зерна.

Вице-премьер Аркадий Дворкович, выступая на Всемирном зерновом форуме, сказал, что Россия отменила навсегда экспортную пошлину на зерно. Когда чиновники топ-уровня произносят такие слова как «навсегда», это немного пугает, и кажется, что, возможно, придется отыграть назад. Как вы считаете, не слишком ли рано мы навсегда отказались от экспортной пошлины и можем ли быть вынуждены вернуться к ней?

Сергей Левин: Я тоже вынужден буду вас немного поправить, потому что Дворкович сказал «на 99%».

То есть 1% оставил?

Сергей Левин: Совершенно верно. Он оставил тот самый 1% вероятности чрезвычайного изменения ситуации на рынке, а в первую очередь здесь имеется в виду рынок финансовый или даже геополитический, нежели рынок зернопроизводства или зерноторговли. Возможно повторение сценария, который был, когда у нас появилась эта пошлина на фоне очень напряженной геополитической обстановки и экономического, финансового, в первую очередь, изменения на рынке. Когда курс рубля в два раза девальвировался по отношению к большинству твердых валют в мире и мы имели существенную неопределенность с тем, что будет дальше. Вот именно в этих условиях для защиты внутреннего рынка государство было вынуждено ввести эту самую пошлину. Как только мы убедились в том, что сейчас на рынке ситуация стабильная, эта пошлина была обнулена, о чем и сказал Аркадий Владимирович Дворкович. Поэтому, если мы не столкнемся с такими пертурбациями, как два года назад, то и оснований думать об этом у нас, действительно, нет.

Означает ли это, что ситуация геополитическая на рынке зерна уже сейчас более или менее комфортная, или давление все-таки еще слишком велико?

Сергей Левин: В данном случае основанием для введения пошлины была не политика, а абсолютно понятная экономика, когда мы столкнулись с двукратным изменением курса рубля по отношению к валютам. Напомню, что основной мировой рынок зерна торгуется в долларах, это валютный рынок. Естественно, чтобы не оставить свою страну без зерна, была введена эта самая пошлина. У нас нет сейчас оснований или предпосылок говорить о том, что мы можем в какой-то видимой перспективе ожидать такое же изменение на финансовом рынке. Внешняя спокойная обстановка приводит к тому, что мы можем отказаться от этого механизма на 99%.

К 2030 году по планам Минсельхоза урожай у нас будет составлять уже 150 млн тонн зерна, и на экспорт пойдет треть этого объема. Куда конкретно? Где наше зерно пользуется спросом сейчас, и какие перспективные рынки видит Минсельхоз, и когда собирается на них выходить?

Сергей Левин: Это не такой простой вопрос, как может показаться на первый взгляд, потому что речь идет о том, чтобы удвоить объем зерна, который мы поставляем на мировой рынок. Я напомню, что весь объем мирового рынка зерна — того, который торгуется, покупается за деньги и продается в мире, — составляет порядка 340 млн тонн. Поэтому, когда мы говорим о сегодняшнем уровне — это порядка 10% мирового рынка — это уже немало. А по пшенице мы вообще на первом месте в мире. Если мы говорим о 50 млн тонн, то это почти в два раза большая цифра, поэтому придется очень сильно поработать для того, чтобы найти для этого зерна платежеспособного потребителя и при этом не вызвать какое-либо существенное изменение цен на рынке помимо его обычных тенденций. Поэтому мы видим здесь и традиционные рынки, которые мы никому не собираемся отдавать. Я имею в виду Причерноморский регион, Северную Африку, Ближний Восток. Но мы напряженно работаем и над тем, чтобы открыть новые рынки. И здесь Юго-Восточная Азия, например, является безусловным приоритетом. Мы говорим о Китае, об Индонезии. Индонезия, например, последнее время покупает почти на миллион тонн больше зерна, чем в предыдущие годы. Это быстро растущий рынок, и нам надо напряженно работать над тем, чтобы занять там достойную нишу.

А что они покупают? Какое зерно? Какую пшеницу? Для макаронных изделий, для хлеба или на корм?

Сергей Левин: Разные рынки покупают разное зерно. Вот, к примеру, мы сейчас работаем над открытием японского рынка для наших зерновых, пока получается договариваться о продаже там только фуражного зерна, то есть кормового. Мы, конечно, настроены на то, чтобы продавать продукт с более высокой добавленной стоимостью — имеется в виду высококачественное, содержащее много белка зерно пшеницы — и диверсифицировать торговую линейку, чтобы не стоять на одной ноге. Мы не должны заниматься одной пшеницей, нужно двигаться и в сторону других культур. Я имею в виду и рапс, и сою, которую мы начинаем все больше и больше производить. Но линейка этих культур гораздо больше. По гороху работаем довольно активно. Поэтому для того, чтобы продать тот объем зерна, который Россия может и должна производить, придется очень сильно работать — и над открытием новых рынков, и над расширением линейки той продукции, которую мы производим и продаем на экспорт.

Можем ли мы изменить приоритеты и переключиться, например, с пшеницы на те культуры, которые сегодня пользуются спросом, и цены на которые сейчас высоки?

Сергей Левин: Во-первых, зерновые в целом коррелируют между собой по цене, потому что многие культуры взаимозаменяемы. Поэтому нельзя говорить о том, что нужно от чего-то отказываться и на что-то переключаться. Кроме того, у нас есть совершенно свои геоклиматические условия в стране. Россия исторически являлась и является крупнейшим производителем пшеницы. Не только потому, что она привыкла это делать, но потому что наша земля, наша природа, наш воздух способствует тому, чтобы производить пшеницу. Другой вопрос, что мы должны производить больше высококачественной пшеницы. Еще в XIX веке, например, большая часть итальянских паст делалась из нашего приволжского и приуральского зерна. Сегодня Италия покупает гораздо больше твердых сортов пшеницы в Канаде, чем в России. Это в том числе произошло за счет того, что мы в предыдущие годы стали производить меньше высококачественных сортов пшеницы. Надо стимулировать производство высококачественной пшеницы. Однако и там, где геоклиматические условия позволяют, надо развивать производство других культур, кукурузы и сои, но только разумно. Там, где для этого есть соответствующие условия производства.

Рекорд этого года — 117 млн тонн зерна. Какова доля пшеницы в этом объеме, и какой процент высококачественной пшеницы, а какой — фуража?

Сергей Левин: У нас производство пшеницы — это доминирующая культура на уровне 70%, поэтому здесь нет ничего удивительного. В этом году, к сожалению, есть определенные проблемы с качеством. Они связаны именно с теми погодными условиями, в которых происходило созревание, особенно уборка урожая. Грубо говоря, значительную часть белка «вымыло». Поэтому у нас есть достаточный объем высококачественной пшеницы для обеспечения собственных потребностей, но в среднем качество содержания белка в пшенице этого года ниже, чем, например, в предыдущем году. Нам есть над чем поработать, чтобы снизить влияние погодных факторов в будущем.

В общем объеме урожая все-таки каков процент фуража и высококачественного зерна?

Сергей Левин: По-разному. В центральных и южных регионах содержание высокобелковой пшеницы значительно ниже, чем год назад. Но при этом у нас очень высокий урожай этих качественных сортов пшеницы в Сибири, поэтому сейчас стоит вопрос о том, чтобы грамотно посчитать внутренний российский баланс, понять, как это отразится на снабжении внутреннего потребителя и на экспорте.

Обывательский вопрос. Если все говорят о низких ценах на зерно, почему хлеб не дешевеет или даже дорожает? То есть какова доля цены пшеницы в себестоимости буханки хлеба?

Сергей Левин: Вы совершенно правы. Это неоправданно переоцененное соотношение стоимости зерна и стоимости хлеба. В стоимости хлеба гораздо большую удельную долю занимает стоимость электроэнергии, которая используется при выпечке хлеба, нежели стоимость первичного зерна, которая никогда не превышает 20%. Доля собственно зерна невелика в цене конечного продукта, который покупатель оплачивает в магазине. Поэтому, в первую очередь, надо работать над снижением инфраструктурных, логистических и технологических издержек при производстве хлеба.