Интервью

Российские фермеры не носят ковбойских шляп

Интервью с директором Сельскохозяйственного торгового представительства США в Москве Дэвидом Лейшманом

27.12.2016
Источник: SoyaNews
SoyaNews: Г-н Лейшман, расскажите немного о себе. Как давно вы занимаете эту должность? Чем занимались раньше?
Дэвид Лейшман:
Я вступил в должность директора торгпредства около четырех месяцев назад (по состоянию на декабрь 2016 года – ред.) – в августе 2016 года. Перед поездкой в Москву я прошёл интенсивный курс изучения русского языка в Вашингтоне. До этого я работал в штаб-квартире министерства сельского хозяйства США (USDA) сотрудником дипломатической службы. У ведомства есть международное отделение - департамент, имеющий представительства в разных странах (их около 140). Так, около трех лет, предшествующих переезду в Россию, я провел в Вашингтоне, где работал торговым советником в подразделении, занимающемся исполнением двусторонних соглашений. Перед этим был главным атташе по сельскому хозяйству в регионе, объединяющем три страны – Индию, Бангладеш и Шри-Ланку, а также провел какое-то время в Европейском Союзе.


Источник фото: SoyaNews

SN: Почему вы приехали именно в Россию? Это ваш личный выбор?
Д.Л.:
Это был выбор из ряда вакантных позиций по всему миру. Мне очень интересна Россия, я хотел выучить русский язык. Трое моих коллег имели опыт работы в России и очень положительно отзывались о вашей стране. Россия, по их рассказам, - прекрасное место для работы и для переезда с семьей. Поэтому я здесь.

SN: Любопытный факт. Расскажите, пожалуйста, о работе представительства, его структуре и функциях.
Д.Л.:
Около 40 лет назад, а точнее, в 1978 году, Конгресс принял закон «О сельскохозяйственной торговле» (Agricultural Trade Act), согласно которому на территориях стран – основных торговых партнеров США – были учреждены Сельскохозяйственные торговые представительства (Agricultural Trade Offices). Они в основном работают с частным сектором и имеют основной целью развитие, поддержку и расширение международной торговли сельскохозяйственной продукцией. Другими словами, обеспечивают отправные точки американским компаниям для выхода на рынки тех стран, где есть представительства, стараются быть промежуточным звеном для организаций, заинтересованных в построении коммерческих отношений с той или иной страной.

SN: Что именно для этого делается?
Д.Л.:
Торгпредства предоставляют информацию о рынке, для чего проводятся исследования. Они, как правило, сфокусированы на основных трендах в разных секторах АПК. Кроме того, мы помогаем американским компаниям организовать участие в выставках, а российским импортерам – посетить США для установления деловых контактов. Мы работаем со всеми компаниями, нуждающимися в нашей поддержке, но в основном стараемся помочь небольшим и средним игрокам рынка, у которых нет собственных ресурсов или опыта. Тесно сотрудничаем с ассоциациями и организациями, которые объединяют ту или иную отрасль по региональному или товарному принципу (они называются «кооператорами» - USDA cooperators). В США таких очень много – Американская ассоциация сои (American Soybean Association), Совет производителей миндаля штата Калифорния (Almond Board of California), Комиссия по арахису (Peanut Commission) и так далее. Также ведется работа с региональными торговыми группами (State Regional Trade Groups/SRTGs), которые объединяют штаты по географическому принципу (например, юг США). Эти группы – наши партнеры в работе с американскими компаниями и в продвижении американской продукции на зарубежные рынки.

SN: Вы оказываете компаниям финансовую поддержку?
Д.Л.:
Нет, мы не оказываем поддержку компаниям. Мы частично покрываем расходы «кооператоров», занимающихся развитием международных рынков для их продукции.

SN: Вы рассказали о работе с американскими компаниями, а что касается (в вашем случае) российского рынка?
Д.Л.:
Сельскохозяйственное торговое представительство США в России, не считая меня, представлено четырьмя специалистами, занимающимися маркетингом. Двое из них находятся в Москве, один - во Владивостоке и ещё один – в Санкт-Петербурге. Все вместе мы стараемся выполнить задачи представительства и помочь американскому и российскому бизнесу встретиться.

SN: Почему такое большое значение уделяется информационной поддержке?
Д.Л.:
Нельзя работать с рынком, не зная, что на нем происходит. USDA играет большую роль в предоставлении информации о рынке. Этой информацией пользуются во всем мире, она доступна онлайн не только в США. Разумеется, эти данные в первую очередь предназначены для наших компаний, но мы надеемся, что она полезна и компаниям из других стран. Принять правильное решение при плохой информированности очень сложно.

SN: Как вы сотрудничаете с российским правительством?
Д.Л.:
Мы работаем с правительством в информационном плане – насколько это возможно. В частности, что касается статистической информации, – мы сотрудничаем с Росстатом. Но, как я уже говорил, работа торгпредства сосредоточена в основном на частном секторе. Я не курирую межправительственные связи, этим занимается Отдел сельского хозяйства Посольства США в России (Office of Agricultural Affairs).

SN: Как бы вы охарактеризовали текущие экономические отношения США и России в сфере сельского хозяйства? Как повлияли ограничительные меры на поставки продукции из США в Россию?
Д.Л.:
Экономические отношения США и России в сфере сельского хозяйства имеют очень долгую историю – вероятно, она уходит корнями в 18 век или более поздние времена: торговля зерном, например, велась даже в период Холодной войны. Сложившаяся сегодня на мировом рынке ситуация затруднила торговые отношения. Но даже несмотря на это и на наличие ограничительных мер, торговля продолжает осуществляться – с обеих сторон. Хотя она, без сомнений, сильно изменилась.

SN: Но торговый поток очень невелик. Как он выглядит сегодня?
Д.Л.:
С кризисного 2014 года экспорт из США в Россию упал где-то на 70-73%, а по многим позициям он сошел на нет – даже в отношении тех категорий товаров, которые не попали под запрет.

SN: А что по-прежнему поставляется на наш рынок из США?
Д.Л.:
Пищевые ингредиенты, напитки, алкогольная продукция, переработанные продукты (товары бакалейной группы, в том числе товары, которые не производятся в США, но поставляются под американскими брендами). Что касается российских поставок в Америку, то я был несколько удивлен, изучив последние данные: стоимость импорта из России превышает $560 млн (включая лесную и рыбную продукцию). Это данные финансового года, который закончился в сентябре.

Посещение зернового элеватора в
Приморском крае
Фото из личного архива Дэвида Лейшмана

Посещение «Арсеньевского молочного комбината»
Фото из личного архива Дэвида Лейшмана


 
SN: Сельское хозяйство РФ глазами только что прибывшего иностранного дипломата. Как вы оцениваете текущее состояние аграрного сектора России?
Д.Л.:
Я не так давно нахожусь в России, здесь всё для меня новое. Но уже удалось встретиться с очень интересными людьми, имеющими отношение к тому или иному сектору российского АПК. Я с удовольствием общаюсь с ними, узнаю их истории. В России есть очень талантливые и увлеченные люди, работающие в аграрном секторе. Я был удивлен их способностью работать в существующих условиях, готовностью бороться с препятствиями на своем пути, их четким представлением о том, чего они хотят…

Текущая ситуация – санкции, недостаток инвестиций и прочее – в какой-то степени подкосили оптимизм людей. Но, что удивительно, у них есть уверенность в том, что сельскохозяйственный сектор России может стать и станет сильнее. Здесь есть люди, которые хотят лучшего и работают в этом направлении. Несмотря на политические и экономические неурядицы, они стремятся к лучшему и не сдаются! Правда, не стоит забывать, что я делаю выводы, имея очень непродолжительный опыт знакомства с Россией.

SN: Чем российский фермер отличается от американского? У них есть что-то общее?
Д.Л.:
Я из штата Вайоминг. У нас фермеры носят ковбойские шляпы, а тут так не делают. Ковбои из штата Вайоминг кстати, приезжали и сюда. Я забыл название компании…

SN: «Мираторг».
Д.Л.:
Да, «Мираторг». Вот она, связь. Думаю, фермеры во всем мире (речь не только о России и США) очень похожи: они решают одни и те же задачи в плане производства, переживают о здоровье животных и состоянии почвы, беспокоятся о погоде, о том, как сбыть продукцию, о ее цене, о своих работниках, о своей жизни… Очень интересно порой наблюдать, как фермеры из разных стран собираются вместе и обсуждают общие проблемы. Я был свидетелем такой встречи в Индии, когда обычные местные фермеры и подумать не могли, что они могут иметь схожие проблемы с богатыми фермерами из Айовы. Но ведь богатство не означает отсутствие проблем, и не все фермеры в США богатые – это стереотипы.

SN: Вы не согласны, что большинство американских фермеров успешнее многих других?
Д.Л.:
Всё относительно! Я встречал богатых фермеров и в России. В мировом сельском хозяйстве есть преуспевающие люди и есть те, кто еле-еле сводит концы с концами. И примеры последних есть везде, в том числе и в Европе. Очень сложно делать обобщения, говоря об отдельно взятой стране… Безусловно, у американских фермеров есть определенные преимущества.

SN: Какие?
Д.Л.:
Думаю, успех американского фермера обусловлен независимостью, свободой выбора. Он может выращивать, что хочет, расширить бизнес без особых проблем, организовать ферму по своему усмотрению и т.д. Американский аграрный рынок сформирован и развит, у него есть инфраструктура и услуги, дающие определенные преимущества перед другими странами.

SN: А что касается государственной поддержки?
Д.Л.:
Думаю, государство любой страны поддерживает своих фермеров. USDA с самого начала – то есть со времен президентства Линкольна – было создано не только для фермеров, но и для всего сельского населения. В частности, ведомство сыграло большую роль в электрификации многих сельских регионов США, в сохранении плодородия почв, в управлении лесными ресурсами и многом другом. Сельская Америка – сердце нации. Надо признать, сегодня очень маленький процент населения вовлечен в сельское хозяйство, многие переехали в города. Но, несмотря на это, сектор по-прежнему играет очень большую роль в экономике и политической жизни страны. Когда фермеры испытывают трудности, – например, в случае погодных катаклизмов, - мы делаем все возможное, чтобы помочь им. Нам бы хотелось создать еще больше программ поддержки (а их и так много), но мы должны придерживаться правил ВТО.

SN: Отношение к ГМО в разных странах очень противоречивое. В России, в частности, летом был принят закон о запрете производства ГМ-продукции. С чем связана популярность возделывания ГМ-культур в США?
Д.Л.:
Это выбор фермеров. Думаю, большинство из тех, кто сделал выбор в пользу биотехнологий, ставил целью повысить производительность и сократить затраты. В 2009 году в США было проведено исследование, согласно которому, в период с 1996 по 2007 годы доходы американских фермеров в результате внедрения биотехнологий выросли на $20 млрд. Применение пестицидов упало за тот же период на 9%. То есть биотехнологии позволили увеличить производство и снизить воздействие на окружающую среду. И речь не только об американских фермерах! Я был в Индии и Бангладеш. Фермеры во всем мире рациональны, они хотят получить лучшие семена для получения больших урожаев. Так что, если у фермеров есть выбор, они выберут то, что выгоднее им.


С фермерами из индийского штата Орисса
Фото из личного архива Дэвида Лейшмана


SN: Вы имеете в виду только экономическую сторону дела?
Д.Л.:
В конечном счете фермеру нужно продать товар. А на товар должен быть спрос. Если потребитель готов покупать ГМО (а это другой вопрос), фермер выберет ГМО. Да, фермерство – это образ жизни, но это и вид экономической деятельности. Я не знаю другой причины, по которой фермер предпочтет одни семена другим, если не из соображений экономической выгоды.

SN: Думаете, российские производители хотят иметь возможность выращивать ГМ-культуры?
Д.Л.:
Честно говоря, я не знаю. Я могу предположить, что при прочих равных условиях многие фермеры во всем мире предпочли бы ГМ-семена. Хотя сейчас растет и число тех, кто предпочитает этого не делать, так как находят экономические возможности в чем-то другом. Это выбор, он зависит от рыночных условий, от потребительских предпочтений и других факторов.

SN: Считаете ли вы российскую законодательную инициативу в отношении ГМО оправданной?
Д.Л.:
Я не могу ответить на этот вопрос, так как нахожусь не в той роли… Это вопрос к вашим фермерам, ученым, регуляторам, политикам. В конечном счете, это решение государства. Но ГМ-культуры возделываются не только в США – также в Китае, Бразилии, Аргентине и даже в Европе. Я работал в Европе и знаю, что многие европейские фермеры хотели бы выращивать ГМО, но боятся это делать.

SN: Компании Monsanto принадлежит львиная доля рынка ГМ-семян в США. Чем обусловлено такое лидерство?
Д.Л.:
Думаю, эта тема больше связана с общественным восприятием, чем с чем-то еще. Monsanto приходится сталкиваться с очень сильным давлением негативного характера. Я не могу комментировать положение компании на рынке. Но, по-моему, логично, что компания, предлагающая товар, на который есть спрос, и цены, которые устраивают потребителей, будет увеличивать долю на рынке. Люди оценивают агротехнические характеристики семян, и, если их не устраивают семена какого-то производителя, они могут купить их у какой-то другой компании. Раз у Monsanto высокие продажи, значит, их семена в чем-то выигрывают. К компаниям с большим присутствием часто относятся негативно, и это касается не только Америки. Поэтому я и начал с того, что эта тема скорее связана с общественным мнением, а не с объективным восприятием действительности. Разумеется, в США есть регуляторы, контролирующие рыночную долю той или иной компании. Monsanto работает на мировом рынке семян – вероятно, поэтому ее название на слуху. Syngenta, Bayer, Pioneer (DuPont) тоже преуспевают. Но существуют и небольшие компании, занятые производством семян.

SN: То есть говорить о монополии неуместно?
Д.Л.:
Для меня монополия – это когда у фермера нет выбора, когда на рынке он может купить только семена Monsanto. Но это не так! Я знаком с предложением семян в США, и на этом рынке представлены далеко не только семена Monsanto. В чью пользу сделать выбор, решает фермер, и если этот выбор делается чаще в пользу Monsanto, это говорит не о монополии, а о предпочтении.

SN: Вы можете прокомментировать слияние Monsanto и Bayer?
Д.Л.:
Позвольте оставить этот вопрос без комментариев.

SN: Каково ваше личное отношение к продукции, полученной с помощью генной инженерии?
Д.Л.:
Я вырос в академической среде. Я люблю информацию и предпочитаю самостоятельно формировать мнение о чем-то, а не на основе чьих-то доводов. На мой взгляд, споры о ГМО искажены тем, что в них активно участвуют люди, которые не владеют предметом в достаточной степени, чтобы судить о нем, но при этом отстаивают свою точку зрения. Многие из них занимают позиции, с которых они способны повлиять на общественное мнение. В результате полемика на данную тему на политическом уровне во многих странах мира (не везде!) оказалась в заложниках у неспециалистов… Я считаю, что споры о ГМО не сбалансированы.

Есть научное сообщество, ученые, которые занимаются биотехнологиями около 60 лет. Я не буду вдаваться в подробности, говорить о Грегоре Менделе и т.д. Зарождение биотехнологии произошло в 1960-х, и я лично встречался с некоторыми авторами фундаментального научного исследования в области генетики растений и животных – это не американские ученые, они из западно-европейских стран (Бельгии, Германии, Франции, Великобритании). Это очень умные люди, которые, на мой взгляд, достойны Нобелевской премии за проделанную работу. Но из-за среды, в которой им приходится работать, они сильно дискредитированы. К ним часто относятся как к предателям, к сожалению. С одной стороны есть специалисты с дипломами по политологии, которые настаивают на запрете ГМО, называя ГМ-продукцию франкенфудом, которая отравляет планету. Но есть люди, которые смотрят на биотехнологии с другой стороны. Это очень сложный вопрос, здесь нет простых ответов.

Когда политики говорят, что ГМО – это зло, ученые начинают восприниматься общественностью как разрушители планеты. Эти споры стали очень враждебными. Люди, которые могли бы использовать, например, ГМ-семена, и получать большие урожаи и сниженные затраты, отказываются от этой возможности. Опять же, с моей точки зрения, потребитель должен иметь право выбора, право самостоятельно решать, какие продукты покупать. Если он готов переплачивать 30% за органическую продукцию – пожалуйста. Но есть бедные люди – например, в Африке или Бангладеш …

SN: Не менее популярен в США и противоположный тренд – производство натуральной, органической продукции. Как будет развиваться этот рынок?
Д.Л.:
Рынок органической продукции начал развиваться в США с 1990-х годов как альтернативный вид сельского хозяйства. Я считаю, что не стоит противопоставлять органику ГМО – эти рынки могут сосуществовать. Органическое сельское хозяйство – альтернативный вид сельского хозяйства, и в этом убеждены те, кто в нем задействован. Современный потребитель заинтересован в различных продуктах, не только органических, но и местного происхождения, экзотических. Дело не только во вкусе, но в цене и доступности еды.

Это опять же эмоциональное восприятие. Еда – это об эмоциях. Наши пищевые привычки формируются под воздействием культуры, истории, семейных традиций. Мир был бы скучным, если бы все хотели одного и того же. Так и органическое сельское хозяйство – это способ найти определенную нишу. Если вы хотите какой-то экзотический продукт из Эквадора, и вы знаете, что он производится только там, получая его, вы становитесь счастливее. При этом вы чувствуете личную связь с фермером, который произвел этот продукт. В случае с неорганическими продуктами эта связь менее заметна. В США сельское население готово тратить больше денег и времени на приобретение продуктов, и, думаю, это хороший знак. Это дает больше экономических возможностей фермерам.

SN: Как вы думаете, почему в России так сложно заниматься органическим сельским хозяйством? Почему оно так слабо развито? Можем ли мы перенять какой-то опыт США?
Д.Л.:
Бум развития органического сектора США и Европы пришелся на последние 20-25 лет. И началось все с формирования контекста. Людям необходимо понимание, что такое органическое сельское хозяйство, какие преимущества у этой продукции и за что они должны заплатить, кроме красивой упаковки. Государство может сыграть в этом важную роль – разработать и внедрить некие стандарты. Наглядным примером тому является USDA Organic Seal: было много сделано для того, чтобы добиться доверия потребителей, чтобы объяснить, что стоит за этим лейблом… Если российские фермеры и потребители будут искать возможности развить органический сектор, опыт США в этом плане был бы очень полезным, и мы бы с удовольствием им поделились. Думаю, органические фермы во всем мире имеют много общего…

SN: Вы думаете, у органического сектора США есть потенциал вырасти до тех же размеров, какие, например, имеет традиционный? Или он останется нишевым – для тех, кто готов переплачивать, для тех, кто хочет чего-то особенного из Эквадора и так далее?
Д.Л.:
Это хороший вопрос. Население планеты сегодня составляет 7,2 млрд человек. Оно растет и, как ожидается, достигнет 10 млрд к 2050 году. Площадь земель, на которой мы можем заниматься сельским хозяйством, так или иначе ограничена – тем более, с учетом климатических изменений и прочих факторов. При этом урожайность органических культур ниже. Реальность такова, что, в конечном счете, не все смогут позволить себе органическое сельское хозяйство. Во многих странах органикой не интересуются в принципе… Повторюсь, я глубоко убежден в том, что все типы сельского хозяйства могут сосуществовать. Возможно, органическое больше подойдет маленьким фермам – особенно, если они расположены недалеко от городов с хорошей клиентской базой.

SN: Есть мнение, что для инвесторов одним из наиболее привлекательных секторов российской экономики в ближайшие годы будет сельское хозяйство. Вы согласны? Как американские инвесторы относятся к нашему аграрному сектору?
Д.Л.:
Я бы сказал, что, в общем, у России есть потенциал стать привлекательным рынком для инвесторов. И не только из-за 160 млн потребителей. У России очень хорошая репутация во всем мире – я говорю это не потому, что сам нахожусь здесь. У вашей страны богатая история, традиции, культура. Россия играет важную роль в мировой экономике. Инвесторы, которые уже пришли сюда, не хотят уходить. Американские инвесторы часто покидают рынки, но не российский. Инвесторы, работающие в России, обладают очень высокой толерантностью к рискам. Они готовы вкладываться, так как изначально строят долгосрочные планы и готовы бороться с трудностями. Я знаю, что несколько иностранных инвесторов планируют прийти в Россию, но их не так много, как могло бы быть, поскольку рынок и условия торговли изменились, стали во многом непредсказуемыми. И это касается не только России. А инвесторы любят безопасность и хотят быть уверенными, что их инвестиции окупятся.

SN: Вы сказали о новых инвесторах. Можете назвать если не компании, то рынки, которые они рассматривают?
Д.Л.:
Есть заинтересованность в потребительских товарах, готовых к продаже. Я имею в виду производство продуктов питания и их дистрибуцию. Инвесторов, готовых прийти в фермерский бизнес, я не знаю, хотя раньше интерес был большой. В этом плане у России есть потенциал, и дело не только в наличии земельных ресурсов. Но есть и проблемы – например, связанные с инфраструктурой. А инвестор рассматривает возможность комплексно.

SN: Лоббирование интересов различных секторов (в том числе аграрного) очень сильно в Америке. Почему так сложилось? Как это помогает фермерам?
Д.Л.:
Здесь я бы хотел обратить ваше внимание на конституцию США. Первая из десяти поправок в так называемом Билле о правах звучит так: «свобода слова, свобода религии, свобода прессы, свобода собраний, право на подачу петиции». Так, первая поправка гарантирует народу право обращаться к правительству с петициями об удовлетворении жалоб. Подобное право закреплено и в Билле о правах Англии: он подтверждает свободу подачи петиций королю. И во многих других странах, которые я знаю, это право так или иначе закреплено на законодательном уровне за народом.

Существуют критики, заявляющие, что в США лоббируются интересы лишь крупных финансовых групп. Исходя из моего личного опыта (а я работаю в департаменте 14 лет), это не так. Я встречал людей из разных слоев общества – от мелких фермеров до руководителей крупных международных компаний. И те, и другие имели возможность повлиять на решения, принимаемые в аграрном секторе. Хорошие идеи могут прийти откуда угодно – из поля, из лаборатории, от высшего руководства какой-то компании… При этом у правительства есть инструменты, позволяющие контролировать конкуренцию интересов.

На госслужащих распространяются очень строгие этические нормы при взаимодействии с лоббистами. Каждый год я обязан подавать декларацию о доходах. Члены Конгресса также обязаны следовать предписанным правилам поведения в общении с лоббистами. Я глубоко убежден в том, что за деньги нельзя купить всё.

SN: Что вы считаете самой эффективной формой ведения сельского хозяйства – это крупные холдинги, мелкое фермерство, кооперация или что-то еще?
Д.Л.:
Зависит от обстоятельств. Мне кажется, оптимальный размер фермы и ее организационная структура могут зависеть от очень многих факторов, среди которых тип производимой продукции, географическое расположение, доступные ресурсы, рыночные условия, нормативно-правовой климат, потребительская база… Часто при неоптимальных условиях существует несколько вариантов достижения определенного уровня эффективности. Одинакового успеха порой можно добиться разными способами. На этот вопрос сложно ответить, не имея каких-то исходных данных.

SN: А если конкретизировать и взять, например, молочную ферму в США?
Д.Л.:
И все равно будет иметь значение штат, органическое производство или нет. Определенные типы ферм требуют определенных условий. Если мы говорим о молочной ферме – она подразумевает большие инвестиции, наличие квалифицированного персонала. Имеет значение также, какую деятельность ведет хозяйство – просто производит молоко или и перерабатывает его.

Вероятно, можно выделить определенные эффективные модели. Например, в США бывают очень успешными кооперативы… USDA очень заботится о будущем фермерства, о следующем поколении – где его представители будут учиться, достаточно ли у них ресурсов, чтобы стать фермерами. Существуют специальные программы для начинающих фермеров. Всё рассчитано на устойчивое развитие сектора в долгосрочной перспективе. В США вы найдете разные примеры успешных ферм: и крупные кооперативы в Калифорнии, и мелкие хозяйства в Вермонте или Мэне. Не все зарабатывают миллионы долларов, но многие достигают поставленных целей.

SN: Какова политика США в отношении глобального потепления? Климат уже меняется. Вносятся ли какие-то изменения в технологии выращивания сельхозкультур?
Д.Л.:
В сентябре 2016 года США официально ратифицировали Парижское соглашение по климату. Оно предусматривает обязательство сократить выбросы углекислоты в атмосферу. Помимо международных соглашений правительством США и USDA в частности сделано много, чтобы сгладить последствия глобального потепления. Проводятся масштабные исследования, направленные на разработку механизмов по сохранению почв, водных ресурсов. Мы беспокоимся о том, каким будет наше будущее. Этот вопрос очень важен для городов и еще более важен для сельской местности. Мы не можем думать только о производстве сегодня, необходимо думать и о производстве через 5-10-25 лет. Я уверен, что наши фермеры осознанно подходят к проблемам глобального потепления и адаптации к новым условиям. И это еще один сектор, где биотехнологии сыграли свою роль. Отрицая и противясь технологиям, вы ограничиваете ваш набор инструментов, ваши возможности креативного подхода к созданию более устойчивой системы производства.

SN: Какие главные проблемы сейчас стоят перед американскими фермерами?
Д.Л.:
Сельскохозяйственное производство в 21 веке требует больших инвестиций. И дело не только в технике. Стоимость земли растет во всём мире, особенно это касается сельскохозяйственных земель, близко расположенных к городским центрам. Часто сельхозземлям приходится конкурировать с застройкой, поскольку стоимость второй выше, и в некоторых регионах США это стало проблемой. Также стоит сказать о трудовых ресурсах – всё сложнее найти квалифицированных работников, в аграрном секторе США занято много мигрантов. Волнуют американских фермеров и проблемы, связанные с окружающей средой – уход за почвой, качество и доступность воды…

SN: А российских?
Д.Л.:
Мне действительно сложно говорить о России, но думаю, многие проблемы схожи. Одна из общих жалоб, которые мне приходится слышать от людей не только в России, но и в Европе, Индии, США – растущее количество регулятивных мер. Во многих случаях они необходимы, но часто создают бюрократические барьеры. Мне кажется, иногда регуляторам не мешало бы поинтересоваться тем, что приходится делать фермеру каждый день. Чтобы это понять, достаточно провести на ферме хотя бы один день. Очень легко сидеть за столом и рассуждать о том, что следует и чего не следует делать фермеру. Последний часто с недоумением знакомится с документом, составленным непонятным канцелярским языком, и не может понять, чего же от него хотят.

SN: Вы лично посещаете фермы?
Д.Л.:
Посещаю, когда появляется такая возможность. Это одна из составляющих моей работы, которую я особенно люблю! Только так можно понять, как на самом деле все устроено, и что то, что ты делаешь тут, в кабинете, важно для людей там.

SN: Вы можете выделить какие-то глобальные проблемы на мировом агрорынке? Есть ли необходимость сплотиться, или каждая страна должна решать проблемы сама?
Д.Л.:
Нравится нам это или нет, но мир взаимосвязан. Когда что-то случается в одной стране, это сказывается и на других, в первую очередь, соседних странах. Например, сегодня люди всё больше путешествуют, передвигаются с одного континента на другой, поскольку это стало доступно. Развивающиеся страны отправляют туристов по всему миру – такого не было 40 лет назад… По мере того, как люди передвигаются по миру, растет вероятность перемещения с ними различных заболеваний растений и животных (на обуви, с пищей и так далее). В борьбе с болезнями растений и животных крайне необходима кооперация. И USDA в этом плане очень активно работает: сотрудничает с соответствующими организациями – в частности, с Международным эпизоотическим бюро (OIE) и Международной конвенцией по карантину и защите растений (IPPC). Помимо безопасности, думаю, вместе следует решать и проблемы, связанные с природными ресурсами, - с водными ресурсами, с рыбным промыслом, которые не знают международных границ… Взаимодействие необходимо и в торговле – или, как минимум, диалог и совместный поиск решений.

SN: Как правительство США поддерживает фермеров?
Д.Л.:
Каждые 4-5 лет в США принимается закон «О сельском хозяйстве» (Farm Bill), который определяет порядок работы правительственных программ. Последний закон был принят в 2014 году. Он отменил порядок прямого субсидирования фермеров, которое в 2013 году составило $5 млрд. Вместо этого фермерам предложили более гибкую систему частичного страхования урожая и программу, покрывающую риски в сельхозпроизводстве. По этим двум программам в 2016 году предполагаются выплаты порядка $8,7 млрд. Они покрывают около 300 млн акров (122 млн га) сельхозземель – это 65% всех сельхозземель США. Основными «получателями» выплат по данным программам являются четыре культуры – кукуруза, хлопок, соевые бобы и пшеница.

SN: Можете ли вы озвучить какие-то ожидания от нового президента в плане дальнейшего развития сельхозсектора?
Д.Л.:
Дональд Трамп официально вступит в должность 20 января 2017 года. Пока очень много неясностей. Вскоре мы узнаем, кто станет министром сельского хозяйства. Вероятнее всего, сельскохозяйственный сектор будет играть важную роль при новой администрации, ведь большую часть поддержки оказали именно сельскохозяйственные области Америки. Республиканцы и демократы имеют похожие взгляды на развитие аграрного рынка. И цели у них одинаковые – вряд ли кто-то захочет оставить фермеров без работы и разрушить этот рынок. Политика играет очень незначительную роль в сохранении здорового климата в отрасли.

SN: Роль США на мировом аграрном рынке будет расти? Какими темпами? Какие подотрасли выйдут на первый план в ближайшие 5-10 лет?
Д.Л.:
Каждый год USDA (USDA Economic Research Service) публикует базовые прогнозы. Последняя публикация была в декабре 2015 года. Это прогноз на 10 лет. Общий сельскохозяйственный экспорт США вырастет с сегодняшних $130 млрд до $176 млрд к 2025 году. Годовой темп роста составит 3-4%. Что касается подотраслей, которые будут в этом лидировать – это животноводство и молочный сектор, а также плодоовощной рынок: в этих отраслях рост может превысить 50-60% в ближайшие несколько лет. В основном это будет обусловлено спросом на мировом рынке, особенно в развивающихся странах. Думаю, экспорт вырастет не только из США, но и из Бразилии, Аргентины, Австралии, ЕС и России.

SN: Чего бы вы пожелали российскому АПК в новом году?
Д.Л.:
Всего самого лучшего в новом году (сказано на русском языке – ред.)! Если мы чем-то можем помочь, в том числе вашим читателям, - предоставить информацию о сельском хозяйстве США, возможностях торговли и не только – мы будем рады это сделать!


В Санкт-Петербурге
Фото из личного архива Дэвида Лейшмана




Сайт Сельскохозяйственного торгового представительства США в России: www.usda.ru
Эл. почта: ATOMoscow@fas.usda.gov
Возврат к списку Распечатать




Информационное агенство SoyaNews SoyaNews