Земля и лобби

Запрет на медные котлы. Нормативы по сорнякам почти вековой давности. Коровы, которые дают неправильное молоко. «Лента.ру» разбиралась, что мешает российскому агропрому развиваться и почему аграрии не используют инструменты политического лоббирования для продвижения своих интересов, при том что сегодня поддержка сельского хозяйства — тренд, тесно увязанный с важным для государства внешнеполитическим вектором.

Олег Сирота год назад решился бросить IT-отрасль и круто изменить свою жизнь — заняться сыроварением. Участок под фермерское хозяйство он получил в аренду в Истринском районе Подмосковья (глава района — экс-лидер партии «Правое дело» Андрей Дунаев). 22 августа у Сироты прошла первая продажа готовой продукции в магазинчике при фабрике. «Моцарелла разлетелась за 20 минут, мы сварили пять килограммов — пришлось не давать больше двух шариков в руки. А йогурт ушел за час», — с воодушевлением рассказывает фермер «Ленте.ру».

Однако проект производства «европейских» сыров наткнулся на серьезные препятствия. Во-первых, молоко: оно для сыра нужно с высоким содержанием жира и стабильным белком, а найти такое в России трудно. «В советское время мы молоко перерабатывали в основном на масло, поэтому у нас породы молочных коров выведены на жир, а не на белок», — объясняет Сирота. Поэтому фермер собирается строить собственный коровник, чтобы быть уверенным в качестве сырья. Заквасок отечественного производства для сыра тоже пока не удалось найти: «Надо еще съездить в Углич, говорят, там есть лаборатория».

Во-вторых, самая обескураживающая новость для тех, кто надеялся на русский пармезан. Этот деликатес варится из непастеризованного молока в специальных медных котлах — а у нас и то, и другое использовать в сыроварении запрещено санитарными нормами. «Я могу привезти такой котел из Италии, но меня тут же закроет Роспотребнадзор», — говорит Сирота. — Написал письмо лидеру фракции "Единой России" Васильеву в Госдуму. Пусть отменят эти устаревшие нормы. А то получается, что к нам сыры из непастеризованного молока и медных котлов можно было завозить, а делать их самим — нет».

Кстати, звонок «Ленты.ру» застал Сироту в Швейцарии: закупал запчасти для купленного ранее насоса. Правда, остальная техника на сыроварне российская. А вот у тех, кому приходится обрабатывать поля, импортозамещение не идет. «Высокие урожаи, которые имеет сейчас Россия, все 100 миллионов тонн — это на импортной технике: немецкие комбайны, американские трактора, плюс импортные средства защиты — гербициды и фунгициды, а также привозные семена подсолнечника, кукурузы, картофеля, моркови. А представьте, если завтра Европа обидится и поставит под эмбарго эти продукты? У нас будут серьезные проблемы», — такой прогноз дает Михаил Корнев, гендиректор агрохолдинга «Корнев Групп», в который входит хозяйство «Зеленая долина», выращивающее картофель в Тамбовской области.

Надежды на то, что падение курса рубля сделает российскую продукцию более конкурентоспособной, как это случилось в кризис 1998 года, Корнев не разделяет. «Когда рубль падал в декабре, мы как раз контрактовались на закупку семян, удобрений, операционные затраты, ремонт запчастей и покупку недостающей сельхозтехники, — рассказывает он. — Все пришлось брать по очень высокому курсу, даже по евро за 90 рублей. Хороший урожай в Центральном Нечерноземье выровнял затраты, но себестоимость все равно очень высока». А спрос в кризис, по мнению Корнева, будет только падать: «Я живу в Тамбовской области и вижу, что люди живут небогато, они просто меньше начнут покупать». К слову, в США одна из форм поддержки агропрома — талоны для малоимущих на продуктовые наборы местного производства.

Разрозненные жалобы аграриев дают представление о масштабах проблемы. Производство конкурентоспособной сельхозтехники, агрохимии, семян, кормов, развитие племенных хозяйств — все это слишком крупные инфраструктурные проекты, без помощи государства их не реализуешь.

В США и Европе посредниками между государством и отраслью выступает сильное аграрное лобби, мимо внимания которого не проходит даже небольшое колебание цен на рынке, идущее во вред производителю. Недавняя акция во Франции: фермеры в городе Эрнэ засыпали подъезды к супермаркетам навозом, протестуя против низких закупочных цен. «Если бы я у нас такое сделал, меня бы, наверное, арестовали на пятой минуте», — признался в беседе с «Лентой.ру» один фермер. Ужесточение митингового законодательство отбило у россиян охоту стучать касками и выливать молоко на тротуары.

Западное аграрное лобби достаточно сильно, чтобы отстаивать интересы своих производителей не только внутри страны, но и на площадке ВТО. Например, американские ассоциации: АФФБ, Американский сахарный альянс, Национальный хлопковый совет Америки (НХСА), Национальный совет по курятине. И это, если можно так выразиться, остатки былого величия, потому что с 1950-х годов в США сокращается сельское население, соответственно — теряет силу и аграрное лобби.

У нас небольшие профессиональные объединения аграриев к принятию решений не допущены, и потому многим кажутся бесполезными. Михаил Корнев рассказывает, что был членом «профильного» картофельного союза, однако приостановил членство в нем. «Политическое поле съеженное. Профессиональные союзы высказываются, но их никто не слушает. Мне непонятно, как "наверху" решения принимаются, — объясняет он. — Членство, наверное, все-таки восстановлю, но смысла практического в этом, честно говоря, не вижу».

Роль крупного «профсоюза предпринимателей» у нас играет РСПП. К его чести следует признать, что почти сразу после введения продуктового эмбарго комиссия РСПП выработала целый перечень мер по комплексной поддержке агропрома. В частности, предлагалось довести субсидирование до невиданных в России 10-20 тысяч рублей на гектар. По курсу сентября 2014 года это был европейский уровень. «Мы передали эти предложения в администрацию президента, и нам сказали, что они были учтены при формировании доклада президента, но какого именно — мы сами не знаем», — сообщил «Ленте.ру» источник в Комиссии.

Несмотря на закрытость информации, в РСПП предполагают, что объявленное летом 2015 года повышение погектарных субсидий с 200 до 300 рублей на гектар — это как раз пункт из выдвигавшихся комиссией предложений. Как говорится, сколько смогли — столько и дали. Так же непублично принимались и другие важные для отрасли решения. Например, в 2012 году президент Владимир Путин признал, что для защиты отечественного комбайностроения надо, вступив в ВТО, ввести утилизационный сбор на импортную сельхозтехнику. И все-таки этот сбор не ввели, заменив его частичным субсидированием на технику отечественную.

10 сентября РСПП проведет очередное заседание комиссии, на которое приглашен первый замглавы Минсельхоза. Скорее всего, предложения опять лягут под сукно: денег на их реализацию нет, бюджет и так трещит по швам. Да и РСПП — не оппозиционная политическая партия, чтобы вцепляться кабмину в горло.

А почему у российских аграриев нет партии, которая бы отстаивала их интересы? В 90-е годы эту роль пыталась выполнять Аграрная партия России (АПР) Михаила Лапшина, в советское время бывшего директором подмосковного совхоза «Заветы Ленина». АПР в 1993 году даже прошла в Госдуму, получив на выборах 8 процентов голосов, создала в нижней палате свою фракцию, из которой был избран и тогдашний думский спикер — Иван Рыбкин. Однако сегодня того класса, интересы которого выражала бы АПР, просто не существует.

«Это была партия совхозов и колхозов, то есть сформировавшийся еще в советское время союз, — объясняет замгендиректора Центра политтехнологий Алексей Макаркин. — От этого союза Василий Стародубцев (глава партии до Лапшина — прим. «Ленты.ру») даже был членом ГКЧП. То есть это феномен, который уже не повторится, потому что корпорации нет, аграрии друг другу конкуренты. Кроме того, в 1993 году Кремль относился к аграриям спокойно, потому что это был объективный фактор, они играли серьезную роль и были более умеренными, чем коммунисты. И на селе они отбирали голоса скорее у коммунистов».

В 1999 году АПР развалилась: часть аграриев вместе с Лапшиным объединилась в блок «Отечество — вся Россия», а часть вместе с Николаем Харитоновым ушла в КПРФ. Остатки АПР в 2008 году официально вошли в состав «Единой России». После партийной реформы 2012 года бывший председатель Московского отделения АПР, экс-депутат Госдумы Василий Крылов провел было «восстановительный» съезд, но Минюст не признал его легитимным. Крылов зарегистрировал на себя партию «Возрождение аграрной России», а еще один бывший член АПР, вице-премьер черномырдинского правительства, ныне покойный Александр Заверюха — «Партию возрождения села». Бренд Аграрной партии достался исполнительному директору «Ассоциации крестьянских (фермерских) хозяйств и сельскохозяйственных кооперативов России» (АККОР) Ольге Башмачниковой. Сейчас ее партия активно сотрудничает с Общероссийским народным фронтом.

Попыткой создать политическое аграрное лобби была «Партия дела», во главе которой стоит владелец «Ростсельмаша» Константин Бабкин. Однако на федеральную политическую сцену она, скорее всего, не выйдет: летом этого года партию сняли с выборов в Костромской области, так что ее шансы в 2016 году получить регистрацию на федеральную кампанию без сбора подписей близки к нулю. «Нам забраковали даже четыре тысячи тщательно проверенных подписей, а уж 300 тысяч собрать тем более нереально», — считает Бабкин.

«За "Партию дела" я бы проголосовал», — признается «Ленте.ру» Олег Сирота, который видит в Бабкине эффективного «аграрного» лоббиста. Остальные его категорически не устраивают, но больше всех — КПРФ: «Понимаете, у меня мама родилась в спецпоселении, бабушка сидела по 58-й статье. За коммунистов ни за что не буду голосовать».

«Сегодня аграрная партия отбирала бы голоса у ЕР, поэтому она не нужна, — подытоживает Макаркин. — В сложившейся системе аграрии могут осуществлять лоббирование своих интересов через ЕР и ОНФ, третье избыточно».

«Сегодня у нас нет такой проблемы, чтобы нужно было лоббировать проблемы АПК: и президент, и правительство понимают, что сельское хозяйство — это опора нашей страны», — рассказывает «Ленте.ру» лидер АПР Ольга Башмачникова. Основные направления аграрной политики она формулирует так: «Развитие страхования, регулирование рынка и создание инфраструктуры. И особое внимание — малому бизнесу как более гибкому сегменту». По словам Башмачниковой, ОНФ и АККОР проводили опрос и выяснили: 80 процентов малых производителей готовы расширять свой бизнес.

Одной из главных проблем Башмачникова считает сбыт готовой продукции: «У нас накрутки переработчиков, накрутки оптовых компаний, которые поставляют товар в сети, далее накрутки сетей, а доля производителя в цене товара — 25 процентов. Надо выстроить цепочку так, чтобы мы влияли на эту долю, чтобы она была выше». Башмачникова приводит в пример американских фермеров, которые за счет субсидий получают стабильный доход при любых колебаниях цен и неурожаях. Однако признает, что в России государство такие субсидии себе позволить не может. Поэтому задача — «сделать сельское хозяйство привлекательным для банков». Например, за счет страхования. Хотя при ключевой ставке ЦБ 11 процентов еще вопрос, насколько кредитование в банке привлекательно для самих аграриев.

В лице АККОР государство фактически выбрало себе переговорщика от лица отрасли и общается с этим переговорщиком в рамках ОНФ. Погектарные субсидии, положенные всем без исключения, малы, зато есть госдотации, и распределяющий их Минсельхоз становится в этой схеме ключевым игроком. «243 миллиарда рублей Минсельхоз распределяет по регионам, в известной только Минсельхозу пропорции, — говорит Константин Бабкин. — А региональные минсельхозы распределяют их между фермерами. По какому принципу — неизвестно, статистика непрозрачна. Ходит упорный слух, что 82 процента дотаций получают 18 крупнейших холдингов, но она нигде не публикуется. Фермер сильно зависит от решений чиновников».

Имея дело с отдельным чиновником, свои интересы можно лоббировать самым проверенным и простым русским способом: коррупцией. «Нормы по сорнякам — древние, 30-х годов, сейчас совсем другая агрохимия. Но Россельхоз наложит тебе по этим нормам карантин — и все пропало. Поэтому проще дать взятку и свою маленькую проблему решить», — поделился один подмосковный фермер с «Лентой.ру» на условиях анонимности.

Средний размер взятки в России в первой половине 2015 года — 200 тысяч рублей. А какова цена политического продвижения? По оценкам политтехнологов, средняя цена мандата на выборах в Госдуму — 5 миллионов долларов. Для сравнения: 5 миллионов долларов — это весь лоббистский бюджет Национального хлопкового совета США за период с 1999-го по 2011 годы. В пораженной административным ресурсом России избирать своего депутата очень дорого, хуже того — это ничего не дает в условиях монопольного положения ЕР. Приходится признать, что в этой ситуации инвестиции в подкуп чиновников выглядят более рациональной стратегией, пусть и не имеющей отношения к развитию страны.

Аграрии в России защищают не агропром — каждый защищает свое производство. Интересы отрасли фрагментированы, и власть на них реагирует ситуативно и точечно. Например, может разрешить Олегу Сироте варить пармезан в медном котле. Но поставить вопросы, связанные с серьезным финансированием, могут только сильные партии или крупные холдинги. Первых нет, а вторых, судя по концепции развития малых фермерских хозяйств, не предвидится. В этих обстоятельствах лучшее, что ждет наш АПК, — это отлаженная «отверточная сборка» еды на основе импортных составляющих: техники, семян, удобрений, привозных пород. Агропромышленную революцию просто некому затевать.